— Расскажешь, как решил вернуться в Актаныш?

— Все вокруг говорили мне… И до сих говорят… Говорят: «Не возвращайся в Актаныш, зачем оно тебе надо». И в Казани так говорят, и в Актаныше. Не сказал бы, что приняли с радостью, приговаривая: «О, Шайхин вернулся, очень хорошо, это здорово…». В самой гимназии обрадовались, конечно, ведь там все свои. А так…

Ну, они, возможно, понимают, что я тут ненадолго. Либо ещё что-то другое понимают. Что мне тесно в Актаныше. Мне и в самом деле тесновато в Актаныше, потому что… Масштаб некоторых проектов больше подходит для Казани, нежели для Актаныша. В Актаныше мы их пробуем, тестируем, как мне кажется.

Просто у меня есть дела, связанные с Актанышом.

Я ещё учусь в магистратуре. На теологии. И, да, например, учиться по этому направлению в Британии было бы, возможно, гораздо полезнее и интереснее. Но сейчас мне нужно быть в Актаныше. Меня душа тянет. Почему-то. Какой-то долг, так сказать.

На самом деле, нас так обучали в гимназии. Наш класс. Вот мы — первый отборный класс гимназии. Дети, которых собрали и отобрали для формирования новой татарской интеллигенции. И мы впитали эти понятия. Нация, долг, ответственность и так далее. Вот это воспитание подтолкнуло меня вернуться. На сегодняшний день вот я вернулся в гимназию, мой одноклассник — учитель физики, вернулся из Елабуги. Он ездит между Елабугой и Актанышом. Наши выпускники, где бы они не находились, даже если нет возможности часто приезжать, все равно ответственно относятся к гимназии.

Можно сказать, что в Актанышской гимназии проходит малое возрождение. Мы обновляем проекты, которые у нас были. Придумываем что-то новое. Это кажется мне очень интересным процессом, мы работаем с детьми, соревнуясь между собой. Вот в этом году получили лицензию на проведение TEDx, будет татарско-английское мероприятие. Когда мы учились, тоже было — это было мероприятие, обучающее выступать на английском, татарском, русском. А в этом году решили, пусть будет настоящий TEDx, будет польза обществу, окружающим.

Можно сказать, что я работаю заместителем директора в Актаныше. Но на деле… Я называю себя адвайзером. Академик-адвайзер — это больше подходит моему функционалу. Ну, заместители директора должны приходить на утренние совещания. А я на собрания не прихожу.

Академик-адвайзер — это человек, показывающий дорогу ученикам в американских школах. В первую очередь, помогающий определиться с будущей профессией. В моем случае… Я помогаю им в работе с проектами. Сейчас проектная работа — это обязательное требование. Ученик, не защитивший в течение учебного года проект, не может перейти в следующий класс.

Мы собрали все проекты и придумали такой фестиваль проектов — «Харун-фест». А почему Харун? Есть татарский учёный Һарун Таҗиев (Харун Тазиев). Вулканолог. Сейчас, можно сказать, никто о нём не знает. Потому что родился он не в Татарстане, не жил в Татарстане. Если не ошибаюсь, родился в Варшаве, жил во Франции. Был заместителем министра во Франции. Чтобы ученики запомнили его имя, решили дать фестивалю такое имя.

Кроме проектов учеников, у гимназии есть давние проекты. Школьная газета, школьное телевидение, школьное радио. «Гыйлем» тоже возник как один из таких проектов. У учителей тоже есть свои проекты. Кто-то, например, делает географический атлас Актаныша. Развитие таких проектов, их направление — также моя обязанность.

— Как возник «Гыйлем»?

— «Гыйлем» возник летом 2014 года в лагере «Бүләк». С самого начала года была такая идея. Его вдохновитель всецело — ПостНаука. Татарская ПостНаука. А мы начали делать это в Актаныше. Организовать татарскую ПостНауку в Актаныше было сложновато, не очень много людей, готовых выступить на лекциях. И раньше не было, и сейчас их мало. Ну, попробовали сделать какие-то видео. С моим учителем, воспитателем Ленаром Хусаиновым. Сейчас уже он мой коллега. И пришли к мысли, что нужно больше работать с текстами. Я переводил научные тексты и размещал их на сайте.

Когда переехал в Казань, собрались волонтёры. Ренат и Азат Миргаязовы начали вести эту деятельность. Табрис Яруллин очень помог: в октябре 2015 года провели круглый стол с Форумом [Всемирный Форум Татарской Молодежи] о науке на татарском.

Услышав его, наши абыйлар-апалар сразу же вспыхивают, начинают жаловаться: нужен университет, уничтожили в университетах образование. Ну, мы представляли, что «Гыйлем» будет расти-расти и превратится в Открытый университет. Но «Гыйлем» превратился в такой научпоп-сайт. У нас не так развита функция обучения, на передний план вышла функция популяризации науки.

Сейчас научно-популярных проектов на татарском по типу «Гыйлем»а становится больше. На самом деле «Ачык университет» (Открытый университет) сам по себе большой проект. Он работает в формате курсов и может стать основой Национального университета. Деятельность волонтёров стала более активной. Один молодой человек, Ильнар Салимжанов, переводит уроки Khan Academy. Уроки математики. И его мечта, если я не ошибаюсь, перевести сотни видео с английского на татарский и заложить основу для изучения математики на татарском. Да, таких людей становится больше.

У «Гыйлем»а, например, есть проект «Хәлбуки». Лектории. Там проводят научные лекции на татарском. И лекции, которые у нас проводятся — они, на самом деле, уникальны. Их больше нигде не послушать. Несмотря на то, что слушателей немного, для меня главное — чтобы это движение осталось в истории.

Во времена Тукая был проект… (язык уже испортил с этим словом «проект»). Назывался «Гавам дарелфөнүне» (Народный университет). Вот там также проводили лекции по разным наукам. В Восточном клубе, в других местах. Тукай и сам там лекции читал. Есть ведь его лекция про литературу — она как раз была написана в рамках этого «проекта». Вот в энциклопедиях о «Гавам дарелфөнүне» можно прочитать всего несколько предложений, буквально несколько слов. Я сам прочитал о них в литературном словаре, подготовленным Исмагилом Рами, это был десятистрочный текст. И если наш опыт тоже, хоть одной строкой, войдет в учебники истории… Хорошо ведь.

Считаем себя их продолжателями.

— Романтики?

— Романтики, конечно, да. «Гыйлем» ведь не только сайт и паблик, своеобразное движение, это ведь идея — идея науки на татарском. В этом направлении в гимназии работа тоже продолжается. Вот рассказывал ведь о проектных работах. Один ученик отправил тему проекта. Он собирает информационную базу о математиках-татарах. Это ведь на самом деле тема из направления «Гыйлем»а. Вдобавок он хочет делать это на татарском.

Потом ещё… У меня есть ученик, Урал. Больше с ним работаю. Одна из причин моего возвращения в Актаныш в этом году — желание работать с Уралом. Мы участвуем в одном конкурсе. В конкурсе ВШЭ. И он готовит лонгрид. Там есть направление медиакоммуникаций. Лонгрид посвящен Баширу Рамиеву.

Кстати, в связи с этим наши кабинеты носят имена разных личностей. Это сделано для того, чтобы хотя бы видели лица татарских ученых, их фотографии, запоминали их имена. И по отношению к каждой личности… Не прямо сайты, конечно. Можно на сайте сделать страницы, привлечь к этому делу учеников. Там у нас есть Харун Тазиев, Муштари, Гильм Камай, Муса Бигиев, Марджани. Будет очень хорошо, если их запомнит 150 человек, обучающихся в гимназии.

Такой ассоциации нет. У нас больше писатели, певцы, политики.

А где между ними… Сюняев, например? Мировая звезда. Моя амбициозная мечта: пригласить бы его в Актаныш встретиться с учениками.

В «Гыйлем»е наш кумир — Каюм Насыйри. Я хочу довести Каюма Насыйри до уровня поп-звезды, он должен превратиться в идола. Мы поминаем день рождения Насыйри как день татарской науки. Вот такой праздник придумали. Насыйри — человек, который дал татарам знания, заложил основу татарских наук и татарской лингвистики. В то же время был и теологом. Поэтому для меня он настоящий кумир.

— С чего начался интерес к религиям?

— Само собой, с Ислама начался. Когда учился в начальной школе, наш классный руководитель подарил мне две книги. Черная книга — это «История древних времён» пятого класса. И «Всемирная история религий» для 10-11 классов. Вторую полностью прочитать я не смог, как-то сложна она была для меня всё равно. Но интерес появился в тот момент. В 10-11 я был помешан на католиках. И до сих пор помешан, насколько я понимаю. Дипломная работа тоже связана с католической теологией.

Главную роль с точки зрения влияния… Есть ведь фильм «Изгоняющий дьявола», про экзорцизм. Оттуда, наверное, появился интерес к католикам. Мне вот именно часть с ритуалами была интересна. Ритуалы и экшн, так сказать. Как они это делают?

Мне очень нравится образ Папы Римского. А личность интереснее Папы Римского — Государственный секретарь Ватикана. Это я понял после сериала «Новый Папа». Это намного более важное, ответственное лицо. И эта должность мне больше подходит по характеру.

— Эту задачу и выполняешь вроде. В гимназии.

— Мы не разговариваем об этом вслух. Наверное, и это есть, да. На самом деле, католики помогают мне понимать Ислам лучше. Когда я учился в 9 классе, в 2013, Папу Римского переизбрали, выбрали Франциска. ВКонтакте появился паблик, назывался, если не ошибаюсь, «Папа Римский Франциск». Там каждый день рассказывали, что сегодня делал Папа, выходили все новости. Проповеди тоже выкладывали. И я их читаю и… Ну, это ведь готовая пятничная проповедь в мечети, бери да рассказывай. Общие темы — милосердие, проблема бедности — они во всех религиях универсальны.

Особенность Ислама — и плюс, и минус — у нас нет такого великого лидера, нет ведущего образа. Ну, сейчас нет, халифов ведь нет. Мы не можем взять пример с живого человека. Но в жизни, возможно, порой не хватает живых образов. Живого примера.

Но самый важный момент в выборе специальности… Случайно так вышло, на самом деле. Я сдавал историю, обществознание и русский язык. Документы тоже подал на эти направления. Но… Приехал в Казань, оригиналы нужно подать на какое-то одно направление. Только в какой? Подожди-ка, думаю, схожу сначала в сами институты.

Зашел в институт истории, на Пушкина. Вопрос задать некому, постоянно куда-то отправляют, «идите туда-сюда». Ладно, думаю, понятно. Пришел в здание, в котором сидит приемная комиссия. Кафедра религиоведения тоже там. Зашел к заведующему кафедрой, интересно пообщались. Туда и сдал документы. Тут уже личное отношение сыграло свою роль.

На самом деле, я не жалею, что поступил на религиоведение. Ну, нельзя, конечно, сказать, что знания, данные нам — такого хорошего качества. Но ещё вот вчера только обсуждали — наши предметы, науки… На самом деле, даже небольшое знакомство с ними расширяет кругозор. Философия религии, социология религии, история религии. Так как я читал ещё сверх программы, то остался доволен своими знаниями. Учеба на нашей кафедре ещё давала дополнительное свободное время. Приезжал в Актаныш каждый месяц, было время заниматься «Гыйлем»ом, и так далее, и так далее.

— Переводить Гарри Поттера.

— Это… Гарри Поттер был одним из самых светлых воспоминаний детства. Гарри Поттер — это удовольствие, Гарри Поттер — это теплота, Гарри Поттер — это ты дома. Вдобавок, в то время его можно было посмотреть только по телевизору. И поэтому — это событие, которое было только один-два раза в год. Гарри Поттер для меня и сейчас дорогая вещь, в этом мире я нахожу уединение. Когда мне грустно.

Идея его перевести, наверное, идет с самого детства:

Бывает же в детстве это… Воображаемый друг. Моим был Гарри Поттер.

Я начал его переводить, когда учился в 11 классе. И заплатил сполна, на самом деле. Были зимние каникулы. Время готовиться к олимпиаде по истории. В итоге, не стал на олимпиаде ни призером, ни победителем. Свою республиканскую олимпиаду пожертвовал Гарри Поттеру. Но он принес мне и положительные вещи.

— Например?

— Ну, как сказать, для прессы это ведь оказалось вкусной штукой. Хотя это был всего лишь волонтёрский проект. Когда пресса заинтересовалась переводом Гарри Поттера, то я смог рассказать людям и о «Гыйлем»е. Ведь только «Гыйлем» не так интересен русскоязычной прессе.

Скажем, выходит Гарри Поттер — говорим, что перевел проект «Гыйлем». Хоть переводчики и не были связаны с «Гыйлем»ом. Иногда узнают и говорят:

В действительности, там работа ещё только началась. Мы, на самом деле, такие… Группа энтузиастов. Наш перевод — он не совершенен, совсем не совершенен. Но он может стать помощью, основой для официального перевода. Это ведь открытый документ. Некоторые школы распечатали его, например, для использования на уроках. Но если серьезное издательство начнет печатать, то для этого нужны хорошие литературные редакторы. Когда мы списались с агентами Джоан Роулинг, они сказали, что не против печати, но нужно какое-нибудь опытное издательство, чтобы книги были качественно напечатаны. Я пока взял перерыв в этом вопросе. И каким тиражом нужно распечатать Гарри Поттера, чтобы он разошелся? По-моему, 1000 штук могут очень быстро разойтись. Верно, его не будут читать, он разойдется как сувенир.

Да, читают в электронном варианте, есть читатели. Для улучшения языка. Но наш перевод — это не лучший вариант для изучения языка. В своих переводах я чувствую ошибки. Ну, не в момент перевода, а спустя какой-то промежуток времени. Думаю потом: «Этот текст получился туфтовым». Но в первое время тяжело критику воспринимаю. Хотя и согласен с этой критикой, в действительности. Мне нужно время.

Переводчиков, конечно, не хватает. Особенно в направлении «Гыйлем»а. Нужны переводчики, обладающие знаниями в разных науках. Сейчас ведь один термин переводят на разные лады. Кто-то русское слово оставляет, кто-то придумывает новые татарские слова.

Скажем, мы используем слово «мигъмарият» вместо «архитектура». Из категории художественных слов. Или сейчас слово «инженер» начали менять на «мөһәндис». Получается замена русского заимствования на арабское заимствование. Нет, говорят, это наше наследие. Почему то или иное слово не использовали? Если используешь, спрашивают, почему это слово использовали?

Есть ведь и другая сторона. Например, слово «теорема». Нам говорят: «Почему, у татар теоремы нет, что ли?». И я спрашиваю, а на русском как будет слово «теорема» тогда?

Санкт-Петербург — Питербур там, Архангельск — Архангил. Один активный пользователь сидит все редактирует. Если эти слова так войдут в сеть… Пока они только в Википедии, только потом это может повлиять и на Гугл. И из-за информатизации с татарским языком может сложиться интересная ситуация.

Да, есть люди, обучающие физике, математике на татарском, есть люди, написавшие учебники на татарском. Но если начнешь философии обучать… Скажем, есть человек, написавший философию на татарском — Казбек Гиззатов, сын Тази Гиззата. Из тех, кто помоложе и работал с Казбеком Гиззатовым, Зульфия Ибрагимова, например, могла бы обучать.

Некоторые люди очень сильно стесняются рассказывать на татарском. Хорошо разговаривают, но не хотят говорить, примешивая русские термины.

— В Актаныше вы обучаете на татарском?

— По-разному. Я одно время в деревенской школе поработал. Параллельно с работой в Актанышской гимназии. Волонтёрил. Там не хватает учебников. На русском можно найти. На татарском не хватает.

Актаныш ведь далеко, на границе... Кто знает, что там происходит. Может, мы там национальную армию собираем…

— Ну… Так кажется.

— В действительности Актаныш очень меняется. Сейчас из Казани вернулся Энгель Навапович. Сам изменился, и вместе с ним и Актаныш теперь должен измениться. Все ресурсы, весь опыт, который он получил, будучи министром, он использует для блага Актаныша. Мне кажется, что больше ни в одном районе такого нет, и пока не может быть — у нас всех директоров школ, заместителей директоров на протяжении года обучают эксперты из Казани и Москвы. У каждой школы формируется своя программа роста.

Когда мы учились, жизнь в Актаныше была какой-то более размеренной. Стоит только на гимназию посмотреть. Мы как-то в более спокойной атмосфере учились. В этом было своё удовольствие. В детстве я любил читать о медресе начала ХХ века. Мне нравился образ такой национальной школы. Видел этот образ и в гимназии: наш личный экспириенс, какая-то более простая, тёплая атмосфера. Сейчас ученики изменились, другие амбиции. Мне кажется, это связано с ростом гимназии с финансовой стороны. Дарят хорошие подарки, отправляют за границу. Совсем другая реальность. У неё свои плюсы, свои минусы.

И в Актаныше есть отдельные моменты.

Хотя это добровольная народная дружина. Если пойти на принцип, не участвовать, тебе, конечно, ничего не будет. Но понимаешь — за это директора по головке не погладят. И если это хороший человек, не хочется его/её в трудное положение ставить. А так… Бессмысленным занятием кажется. Ну, надо, конечно, полиции помогать, нужно ловить праздно шатающихся нетрезвых типов, ладно. Таких вещей много. Но в Актаныше система по-другому и жить не может, мне кажется.

В этом году несколько наших сотрудников вышли на парад Дедов морозов и Снеговиков. Каждый по-разному нарядился, Дед мороз в тюбетейке там, и так далее. Прошли по центральной улице Актаныша, ладно. А кто на это смотрел? Это мероприятие было днём — дети на уроках, взрослые на работе. В конце концов, вышли работающие в администрации. Ну, а идея ведь была хороша.

Мне хочется делать в Актаныше такие искренние мероприятия. Мероприятия, не завязанные на положении, потому что если они превратятся в обязательные, то как бы идея, смысл потеряется. Например, мы сейчас с «Субботней школой» ездим по деревням. Идём в деревенские школы, проводим лекции, игры, уроки, мастер-классы. Это такое тёплое, искреннее, прекрасное мероприятие. И, Слава Богу, у неё нет официальной составляющей.

На меня повлияла мысль одного из моих друзей. «На детей нужно смотреть с любовью и искренне воспитывать». Если нет искренности, они это сразу же чувствуют. Чувствуют, когда что-то делается по принуждению.

Я веду кружок в гимназии. Он вбирает в себя философию, мифологию, политологию. И тематического плана у нас нет, такой свободный, бесплатный кружок. Мы разговариваем на актуальные темы. Во время политического кризиса в Британии… Знают, что я на Британии помешан. Вопросы задают, как там, что сделали — и им интересно, и мне.

Недавно Шекспира ставили. Первый вопрос был: «А почему это ставите?». Почему ставите? Зачем это нужно? Конкурс, фестиваль, прочее… Когда узнали, что просто так ставим, им было очень интересно.

Удивительно, конечно. Ну, плюс в том, что мы романтики. Нас реальность, действительность не ограничивает.

Вообще, работать в Актаныше очень сложно. Потому что в Актаныше своеобразная политическая вертикаль. Постоянно идёт какая-то борьба. Актанышцы — суперполитичный народ, отдельная политическая нация, поэтому кадры и выходят из Актаныша. Актаныш — это такой котёл, мы в нём варимся, воюем друг с другом. С кем ещё нам воевать? А когда уезжаешь, эта энергия находит себе выход.

Вот у нас есть приезжий учитель, восемь лет уже работает. Он другой: терпеливый, у него очень ясные жизненные принципы. Если бы он был настоящим актанышцем, за восемь лет сошел бы с ума.

Частенько, в дни, когда с утра должен прийти глава, сижу и думаю: «Эх, думаю, вот бы взял да и прогнал меня. Сам ведь я не могу уйти отсюда. А так… Если прогонят… Ну, я же не буду виноват». Нет, доработать хочу.

— Так часто приходит?

— Энгель Навапович — это суперактивный человек. Как-то задержался на работе. Закрываю кабинет и вижу, стоят в коридоре: директор, директор интерната и Энгель Навапович. Осматривает гимназию в половине девятого вечера. Он с первыми петухами встаёт, так же где-то ходит, осматривает. И людей тоже постоянно держит в тонусе.

Есть мнение, что динамика района зависит от динамики руководства. В Актаныше жизнь течет очень быстро. Магазины, кафе открываются в последние годы. Верно, пока нет мест, где можно сесть и поработать или подолгу поговорить. Но эта сфера развивается.

Хорошо в Актаныше, в Актаныш приезжайте.