Хотим познакомить вас с редактором нашего проекта Альбиной Закируллиной. Три года назад она переехала из Москвы в Казань.
Альбина пиарила творческую лабораторию «Угол» и шоу «Анна Каренина», фестиваль TAT CULT FEST, вела курсы Arzamas по навыкам XXI века для детей в трудной жизненной ситуации, основала журнал о российских подростках Teens Russia.
Мы считаем большой ценностью её навык делать только то, во что веришь.

Я, наверное, не особо задумывалась о том, в каком месте я родилась, что оно значит для меня. Это пришло позже.
Я родилась в 1992-ом году в маленьком городочке Абдулино. Там живёт несколько десятков тысяч человек всего, я думаю, два десятка. Это был город, в котором все знали друг друга и не происходило примерно ничего (ну то есть сейчас я понимаю, что это было так).
Но это была такая дружная, может быть, даже какого-то такого советского формата жизнь, когда ты мог зайти к соседу за чем-нибудь и так далее. Но и, типа, со сплетнями, конечно — все всем перемывают косточки, потому что больше делать нечего.
В детстве мне было веселее с мальчиками, я была очень подвижной. Меня не особо интересовали Барби. Мне нужно было побегать, попрыгать, попинать мяч.

Это было классное время, потому что я была маленькая и мне было супер (смеётся). Люди, которые важны, рядом, а где ты находишься — в том возрасте не важно.

— Сколько ты прожила там?

— 17 лет.

— А как твои родители оказались в этом городе?

— Мои родители родились (смешно звучат эти два слова рядом) в соседних деревнях,
а Абдулино — ближайший город. Папа на тот момент уже жил в городе, а мама работала в селе учителем. Сестра папы работала в том же селе, на почте, и каждый день в окно смотрела, как моя мама, стройная красотка, ходила на работу и с работы. Приметила её — типа, будет классная жена моему брату.
Вот так их и познакомили, а через три месяца примерно появилась семья, в которой я позднее родилась.
Я довольна тем, как выросла, потому что это определенного рода «лол», и, наверное, во всём, что происходило со мной тогда, закладывалось что-то для будущей жизни.

Ну, разное повлияло. Например, травля. Причём она была в обеих школах. Тогда мне ещё не было очевидно, что если ты выделяешься, если у тебя больше способностей или ты больше работаешь над ними, то, конечно, кому-то, кто не может, но хочет дотянуться до этого уровня, будет некомфортно с тобой. Потому что ты всегда в чём-то лучше. Я, когда начала сама преподавать, думала о том, что в школах буллинг есть практически в каждом (или прямо в каждом) классе — это полный отстой, но это хотя бы период подростковый, люди ещё незрелые, понятно, почему они выбирают так действовать. А вот что ещё хуже, так это что внутри преподавательского коллектива (казалось бы, взрослые люди) происходит то же самое — препы травят друг друга: травят новых учителей, травят молодых, которые только что пришли в школу из универа, травят более успешных, у которых есть ученики-олимпиадники. Разумеется, когда у них свои тёрки, то мало кто из них — учителей, школьных психологов — заинтересован в том, чтобы как-то на ситуацию между подростками повлиять.

— Тебя травили за пятёрки?

— Ну, как это работает: учителя постоянно хвалят тебя и ставят в пример — некоторых это бесит. Типа, ты влетаешь новенькая в класс и начинаешь быстрее всех решать задачи. У тебя по всем предметам всегда пятёрки. Даже по физкультуре, где история не про интеллект, а про тело, ты прыгаешь планку с пацанами — потому что ноги у тебя длинные. Тебя слишком много везде — это не может не выбесить.
Вернее, так: если ты восьмиклассница в Абдулино, тебя не может это не выбесить.
Поэтому некоторые девочки в классе находили типа «слабое» место и укалывали там, не изобретая изощрённых способов: те, у кого уже есть сисечки, обзывают тех, у кого их ещё нет. Ну и всякое в таком духе.
Самым простым вариантом было подстроиться и учиться похуже, чтобы не высовываться и не привлекать лишнего внимания. Во мне сработала какая-то обратная штука. Видимо, с коммуникацией у меня тогда тоже не всё было классно, иначе я бы не тратила нервы ни себе, ни другим, придумала бы какой-то способ всё разрулить. Мне казалось, что все должны меня принимать, и моего интеллекта, в том числе и эмоционального, тогда хватило только на борьбу.

Я ходила на все олимпиады в школе №5, и на многие в городе. В школе было всего несколько отличников, а школы соревнуются за количество занятых мест, — поэтому тебя пихают просто везде, пытаясь урвать всё, что можно, не применяя бережного фильтра в соответствии с твоими интересами.

Помню, как меня потрясло, когда на районе классе в шестом первое место по информатике стало моим. Просто потому что у меня рано появился комп дома и я что-то умела, а не потому что меня к этой олимпиаде готовили или я сама готовилась. Я тогда уже понимала, что у меня гуманитарная история идёт как-то легче, и, наверное, учителя тоже должны были это понимать, но вот так это работало: «Есть отличник у нас, его можно распылить везде, вдруг где-то выстрелит». Наверное, в каждом маленьком городе есть такие школы.

Потом я перешла в школу №6, самую сильную в городе, и там учителя грамотно выхватывали себе тех, в ком увидели талант к их предмету, готовили учеников на конкретные олимпиады и уже ни с каким другим учителем своим сокровищем-учеником не делились. Там у меня было два вектора: русский с литературой и участие во всяких культурных штуках, типа выпуска газеты или выступлений.

— У тебя не было идеи «обязательно покинуть Абдулино»? Там же были вузы? Ты же уехала без негатива?

— Там… Кажется, есть один какой-то филиал чего-то там… Вот я, к стыду своему, сейчас это даже не вспомню.

Идея уехать, конечно, была, например, в Оренбург, Самару, Уфу или Альметьевск, в котором тогда уже училась моя родная старшая сестра — это ближайшие крупные города. Но как-то на одном из весенних уроков в класс вошла директор школы и сказала что-то в духе: «Альбина, я тебя поздравляю, Всерос — твой, выбирай любой вуз». И в этот момент всё поменялось, конечно.
«Всерос» (призовое место на всероссийской олимпиаде по литературе) давал опцию поступить без экзаменов в любой вуз.
Так я переехала из своего маленького городочка в большой — уехала учиться на факультет журналистики МГУ.

— В 18?

— В 17. В первый раз, летом, я приехала в Москву с сестрой подавать документы. Поскольку я уже знала, что это город, в котором я буду учиться, у меня сразу был какой-то, видимо, настрой воспринять его «ок». Я понимала, что есть мой удобный, маленький, привычный город, но мне было радостно, что есть опция — переместиться в столицу и пробовать себя там.

Наш родственник, дядя Рим, провёл нам что-то вроде экскурсии: на Красную площадь зашли (через дорогу от факультета), на ВДНХ съездили. А потом я приехала с мамой уже осенью. Лил дождик и было немножко грустно, когда я проводила маму на поезд: то ли потому что я из дома уехала, то ли потому что дождик, то ли всё вместе.

Но через неделю началась студенческая жизнь, и тоску, конечно, снесло.

Журфак считался «факультетом свободного воздуха». В то время можно было выбирать пары, на которые тебе интересно ходить. А если что-то пропускаешь, твоя задача — сдать зачёт или экзамен по предмету. Иногда, например, вместо пары на журфаке едешь на факультет философии — на курс по философскому анализу психиатрических заболеваний. Ты мог реализовывать себя, учёба никак тебе в этом смысле не мешала. Третий курс у меня, кажется, весь такой и был. Ну, то есть, на первом я, как отличница… Не «как», а отличница! Да, я ходила такая… У меня эта привычка со школьных времён, видимо (золотая медаль и вот это всё). А на третьем — я начала что-то реально делать, и какие-то вещи приходилось отодвигать, выбирать.

Я стала преподавать подросткам русский язык для ЕГЭ в «Юниум».

Я на них смотрела и удивлялась, какое это уже другое совсем поколение, хотя разница между нами — три года. У меня как раз так и родилась идея делать журнал о подростках — хотелось делиться тем, что я вижу. И ещё было классно, что там атмосфера не как в школе: ты для ребят не учитель-учитель (такого им и в школе хватает), а как бы наставник по предмету, с которым они как с реальным Бро проходят путь к желаемым баллам, но без стресса и давления, в том числе (в моих группах) через мемчики, рэп и сериалы.

Я говорила: если вы поступили не туда, куда хотят ваши родители, у вас сложные с ними из-за этого отношения — просто подождите. Они примут. Самое главное, чтобы вы делали то, что вам хочется. Потому что вы будете гореть этим! Это история про верный путь, который устлан добрыми знаками — всё сложится.

А если вы не поступите, то это тоже окей — как раз будет год, чтобы подумать, что же вам интересно на самом деле.

Я пытаюсь их в этом смысле, ну... немножко успокоить, что ли, потому что в 11-м классе это самый сложный вопрос, из-за которого они депрят, у них нарушается сон, они не могут определиться, и они постоянно на эмоциональных качелях — под прессингом и со стороны учителей, и со стороны родителей.

Ну, в общем, это сложная история.

У меня есть пример сестры, которая прислушалась к мнению родителей, отодвинула свои интересы и не училась тому, чему хотела. Она выросла и всё равно возвращается к своим истинным интересам — ходит на курсы, вторая работа теперь в другой сфере. Но прошло много времени!

В одной из моих групп начиналась травля, и я искренним разговором с разбором возможных причин объяснила им, что травля — полный отстой. Примерно через три урока она полностью прекратилась. У парня, которого начинали травить, стали лучше результаты, а его мама потом позвонила мне и плакала в трубку благодарности.

В такие моменты особенно остро чувствуешь, что ты в правильном месте. Сейчас вот первый год, когда я не взяла совсем учеников, и я скучаю, конечно. Думаю, вернусь к этому когда-нибудь.

И эти годы преподавания были очень важными для меня, потому что я многое видела и многому училась вместе с ними. Поэтому я стала пропускать в университете то, что мне неинтересно и, как мне казалось, отнимает у меня время. И всё было супер, я была старостой группы при этом в универе. Сейчас вроде это не так работает — ввели какую-то более строгую проверку посещаемости.

Группа у нас была дружная, маленькая, специальность новая — медиаменеджмент (на неё тогда мало кто записывался). Нас было 10, все девочки, и это был такой, ну, семейный как будто бы даже междусобойчик, когда вы очень близки и всякими штуками друг с другом делитесь, и это было круто.

Первое большое влияние в плане перестройки вкусов, жизненных взглядов, отношений с культурой на меня оказали девушки, с которыми я жила в общаге. Во-первых, потому что ты проводишь с ними много времени (каждый день), и, разумеется, такое соприкосновение не может остаться бесследным. Во-вторых, потому что они — ультратопчик.

Это Оля и Рита, которые учились на курс старше. Они как будто были гораздо взрослее своего реального возраста — и психологически, и интеллектуально. Чекали всё самое интересное. Рита, например, стала в 21 главредом LAM. Оля учила финский и, кажется, арабский, постоянно находила каких-то дико крутых новых музыкантов, которые через какое-то время становились известными. У обеих было потрясающее чувство юмора. Как только ты встречаешься с чем-то, что тебя вдохновляет, ты начинаешь этим подпитываться — и для меня это история шокового соприкосновения, потому что:

Потом настраиваешься на то, что это круто, что тебя жизнь сводит с такими людьми. Ты пытаешься тоже что-то делать, что-то переоценивать в себе, смотреть на себя по-другому и выстраивать новые планы. Влияют люди, с которыми интересно.

Например, мой однокурсник Дима Кузнецов (Хаски), за которым мне тоже всегда было любопытно наблюдать, мы какое-то время общались. Это такой смелый, честный в высказываниях человек, в нём чувствовалась дичайшая самостоятельность в принятии любого решения — это восхищало. Я такое редко встречала. Даже когда я только переехала в Казань, например, он меня звал в клипе сниматься, я говорю, что я в Казани, но могу приехать в Москву на съемки. А он мне, типа, не нужно мотаться из-за этого. Говорит: «Я бы лучше сам в Казань поехал и жил там». Понятно, что это такая добрая шутка, но всё же он, например, не стал спрашивать, как все остальные мои друзья и знакомые: «Что можно после Москвы в Казани делать? Зачем?»

Если говорить про какие-то рабочие истории, то большим воспоминанием первым был Игорь Цуканов из «Ведомостей».

Скажем так. Для меня доброта — не просто одна из важнейших характеристик, а, может быть, важнейшая. Человек может быть супер интеллектуальным, успешным, но если при этом он недобр к людям, то для меня градус его крутости сразу снижается. А вот если человек преуспел и остается добрым к тем, кто его окружает, то вот это уже кайф.

Когда я пришла в «Ведомости» на практику, меня курировала девушка, с которой было дико некомфортно. Это был мой первый опыт, когда ты ещё не умеешь воспринимать даже своё неумение. Я понимала, что она меня своим примером чему-то учит — смелым телефонным разговорам, добиваться, вытаскивать информацию… Но вот это вот «у нас таких стажёров миллион» чувствуется, считывается. Человек тебе как бы транслирует, что если бы тебя не было здесь, то было бы проще. А поскольку это начало твоего профессионального пути, ты из-за этого чувствуешь себя постоянно каким-то съежившимся. И синдром отличника преследует.

И тут в последние дни моей практики выходит из отпуска Игорь Цуканов, который руководил отделом технологий и телекоммуникаций, в котором я практику проходила. Задаёт вопросы без флёра снобства, типа, а разбираешься ли ты в экономических терминах? И абсолютно спокойным тоном говорит: «Ну, хорошо, я тебе сейчас покажу, на что нужно обратить внимание».

В общем, я была в таком шоке от его доброты — я думала, руководитель отдела должен быть ещё хардовее, чем все его сотрудники. Всё было настолько круто, что я быстро разобралась со всеми этими терминами, написала статью, и она была главной на полосе. Она была подписана моей фамилией — для меня тогда это было вообще вау.

— Как менялось твоё отношение к родному городу после переезда в Москву?

Я немножечко сопротивлялась — мне казалось, как это? Как Москва меня изменила? Ну, все люди как-то меняются, растут… Какие-то вещи я узнаю… Но со временем я поняла, что это действительно так.

Город играет большую роль — как нечто собирательное, он тебя сводит с людьми, возможностями, какими-то вещами, событиями, которые в городе происходят и в которые включаешься лично ты. Конечно, город меняет людей — он влияет на то, как ты формируешься, как ты чувствуешь, думаешь, определяет то, что ты можешь увидеть.

Чем больше классного, крутого с тобой происходит, тем меньше тебе захочется откатываться назад.

Это развивает твой кругозор, интересы, предпочтения в музыке, определяет фильмы, которые ты смотришь (которые ты теперь смотришь в кинотеатре — потому что в моём городе нормального кинотеатра не было).

Во-вторых, мир разделился на два: твой родной город и Москва. Сначала я часто ездила домой, у меня была крепкая связь — молодой человек, друзья, родители.

Мои родители татары, и говорят они друг с другом на татарском… Для меня быть татаркой — это что-то из детства, связанное с семьей и родственниками, поездками на традиционные свадьбы, Коран Ашы.

Но, например, в школе у меня не было татарского языка, как и во всей Оренбургской области. Поэтому мы, наверное, такие немножко «обрусевшие» татары. Мы со старшей сестрой (особенно я) говорили с родителями на русском языке, и до сих пор я говорю с ними на русском, я только с бабушкой говорю на татарском, а она наоборот пытается быть типа современной и переходит на русский.

И я ей говорила, особенно в студенческие годы, типа:

Я могу «включить» татарский, но на бытовом уровне, не литературном.

Мою сестру научили сначала татарскому, видимо, думали, ребёнок сам научится в садике воспринимать другой язык (лол). Сестра пошла в садик в первый раз и пришла домой в слезах, типа, «я ничего не понимаю, что они там говорят». И родители такие, типа, ага, окей, зафиксировали, тогда младшую будем учить русскому сначала, а татарский доучится как-нибудь. Так и произошло.

Ещё, когда я была мелкая, в семье была традиция — лепить «бәхет пилмәне», «счастливый пельмень». Это типа когда все с мясом, а один с тестом, и кому он попадется, того, типа, ждёт счастье. Видимо, я так сильно порадовалась в первый раз такому пельменю, который мне попался, что потом его каждый раз незаметно мне подкидывали, и все типа удивлялись, что он снова мне достался. Вот.

И для меня это было чисто про татарское, потому что его называли по-татарски, хотя понятно сейчас, что этот прикол, скорее всего, не связан с национальными штуками.

Какие-то значимые, осознанные изменения стали происходить со мной в последние два года здесь, в Казани. В Москве я жила так, как меня вело.

Три года назад переезд из Москвы в Казань был первым крупным самостоятельным шагом, выбивающимся из потока.

Я слышала от московских своих друзей что-то в духе: «Ого, Казань??? А что ты там будешь делать?», — в духе «Казань — это же не Москва, а следовательно, деревня». Сейчас чаще слышу от друзей, побывавших тут, «теперь понятно».

Меня иногда спрашивают, как я влетела в этот движ — особенно какие-то мои друзья из Москвы или Питера, или даже люди из Казани, которые ещё не начали свой профессиональный путь. Они спрашивают: «Как так? Столько всего! Столько проектов — как ты всё это успеваешь?»

Прелесть Казани в том, что она тесная в плане связей. Если есть один успешный проект, в котором ты показал себя как ответственный, профессиональный человек, то тебя будут уже рекомендовать другим. Важен старт. Важно найти тему, в которой тебе интересно работать и развиваться дальше.

— Расскажи, как ты решила сюда переехать?

— Это встреча двух сумасшедших людей. Когда Инна Яркова (руководитель фонда «Живой город») опубликовала в Фейсбуке пост о поиске пиарщика в «Угол», ты меня под ним тегнула, я подумала: ну, пойду познакомлюсь, как раз хотела посмотреть это место.

Но я совершенно не собиралась реально работать, я это как шутку восприняла! Но как только мы с Инной поговорили, я поняла, настолько мне интересно то, что они в «Углу» делают. Я в Москве на этих режиссёров хожу в разные театры — на этого в «Гоголь-Центр», на того в «Театр DOC», а они здесь успели поработать со всеми. Я почувствовала, что здесь — жизнь, что я хочу здесь быть.

Я взяла день на размышление, но уже тогда понимала, что, скорее всего, попробую этот фан: переехать в совершенно другой и довольно новый для меня город на классную работу в классном месте.

В Казани я сначала жила рядом с Гиросом (ха-ха, вот такой геотег) на Достоевского, потом на Щапова — между «Циферблатом» и «Смородиной», а потом (любимое) на Московской, около зеленого дома с магазином для художников — очень была там счастлива.

Мне раньше казалось, что «облачная жизнь», когда ты арендуешь то, что тебе нужно там, где это нужно — удобный для меня способ жить.

Но в Казани я поняла, что этот принцип не всегда подходит: то соседка в три ночи перфоратор врубит, то неадекватный хозяин выпроваживает тебя раньше из квартиры, потому что дома ночевала не ты, а знакомый режиссёр. Поэтому я согласилась уже с родителями в том, что лучше квартиру иметь свою, чтобы не влипать в такие ситуации.

Нужно было пройти через те штуки, чтобы это осознать.

Ещё три года назад я этого не видела, а сейчас вижу, как люди чувствуют, что город классный.

Причём это связано не только с Казанью, мне кажется, а в целом с какой-то хоть и небольшой, но децентрализацией. Есть несколько уже городов в России, в которых может быть интересно жить. Например, Екатеринбург.

Я рада возможности транслировать это теперь и через проект — не только собой, а историями других людей. Для меня говорить про переезд из Москвы в Казань уже почти как сказать при знакомстве: «Привет! Я Альбина».

Я свою историю рассказывала много раз — вот, несколько раз за прошедший месяц, например. В Берлине студенту из Барселоны, который родом из Тайланда, объясняла, что такое Татарстан вообще, и почему можно выбрать после столицы какой-то другой город для жизни. А вот буквально на прошлой неделе сидим в Питере с подругой, которая увлеклась программированием, сравниваем жизнь в Питере и Казани. Говорю ей: «А ты знала, что, например, школа программирования Сбербанка есть только в двух городах России — в Москве и в Казани?». И подруга с задумчивым видом говорит: «Так… А может, месяц в Казани пожить?»…

Однажды у меня так однокурсник приехал и уезжал (совершенно Казанью и Свияжском очарованный) со словами:
— Да… Теперь я понимаю, почему ты переехала.

И это, конечно, работает потрясающе — когда ты понимаешь, что можешь человека сподвигнуть пощупать другой город, а в случае с Казанью — и другую культуру.

Мы все иногда мыслим стереотипно. Мне очень важно было вот это ощущение словить, что можно пробовать.

Что есть классная жизнь и много интересного и за пределами Москвы. Что есть очень близкий к ней уровень жизни, но в гораздо более комфортных городских пропорциях.

Можно примерять. Я примерила Казань — и размер мне подошёл, я её ношу.

Я обрела здесь ощущение дома крепче, чем в Москве. И если я чувствую, что иногда мне мало Казани, я перемещаюсь ненадолго туда, куда мне хочется, чтобы дополучить что-то. Но я всегда знаю, что могу вернуться и применить это обновление здесь.

Если к переезду не относиться как к решению на всю жизнь, то будет легче пробовать разное.