Меня года в четыре мама отвела в изостудию. Там преподавательница сказала что-то в духе: «Слушайте, ну, это очень рано, он не сможет усидеть, у нас занятия по 2 часа». Но я спокойно сидел там все эти 2 часа, рисовал чего-то. И всё, так и начал ходить туда.

Моя мама — учитель немецкого и английского языков, и она в художественном училище тоже преподавала, видимо, это наложило свой отпечаток. Плюс бабушка у меня тоже хорошо рисовала, тоже, наверное, передалось.

Ещё я в детстве лепил кирпичики из пластилина и из них складывал здания, у меня был целый городок. И вообще любил наблюдать за процессом стройки.

— Когда пришлось выбирать?

Я сказал родителям классе в шестом, что невозможно всё успеть. Нас тогда переселили по программе «Ветхое жильё» из центра в Азино — это момент такой был... трагический даже в каком-то смысле, потому что всё поменялось: логистика, среда. Я ездил в школу с утра уже с планшетами, чтобы можно было потом в художку пойти. А планшеты огромные, и вот я с ним в автобусе… В классе тоже все привыкли уже: «О, планшет, Тимур в художку сегодня».

У нас в классе было 42 человека, мы были достаточно дружные, наверное, потому что ролей хватало всем. Я учился в 39-ой школе, у нас была такая свобода — не заставляли носить форму. Это период неформалов, парни ходили в широких штанах, волосы красили в разные цвета. Я тоже мелировался. В общем, всё это сказывалось на формировании личности.

Учительница истории была классная — Протащук Ирина Юрьевна — пыталась у каждого раскрыть интерес к предмету. Она дала нам интересное задание — составить свою родословную. Я всегда знал, что у нас глубокие какие-то корни и непростые предки. И мы с мамой начали собирать материал.

Я потом с этим проектом ездил в Москву на форум «Одарённые дети». Наш род — род Утямышевых — это купцы, меценаты, богословы, которые построили много мечетей. У них семейное гнездо — это Кукморский район, деревня Маскара. Там есть сейчас две мечети, которые построил предок мой, и вот я сейчас как раз занимаюсь этим вопросом, чтобы отреставрировать их.

В художке у нас тоже прекрасная преподавательница была — Олимпиева Татьяна Евгеньевна — она до сих пор преподаёт, насколько я знаю. Она с огнём в глазах, с порывом творческим, очень классная!

Мы когда поступали в архитектурно-строительный университет (КИСИ), нас все пугали и отговаривали: «Да вы там спать не будете, будете чертить!» Но всё получилось — я окончил школу с медалью, сдал экзамены и поступил вместе со своими друзьями, с которыми учился в художке.

Помню, как я играл даже в КВН на первом курсе, все в институте были в шоке: «Архифак участвует?» Потому что все знают, что у студентов-архитекторов нет на это времени. Например, есть такой момент — сплошняк — на проект отводится от 3 до 7 дней, и бывает так, что физически не хватает времени, люди работают днём и ночью. А у нас была в то время же только ручная графика.

Кстати, я вот по себе сужу — ночью намного продуктивнее работать: тишина, никто не отвлекает. И, бывает, вдохновение приходит.

Я начал работать после второго курса, в студию меня взяли, понятно, что там деньги минимальные. Но мне дали проект приспособления первого этажа жилого дома в парикмахерскую: я делал план, фасад, входную группу. Помню этот момент, когда распечатывают документы, и там архитектор подписывал, руководитель… и моя подпись — вот это было реально круто (смеётся).

Следующие проекты уже были в Италии, потому что на третьем курсе началась моя история отъезда. Был конкурс от мэра на поездку в Швейцарию — и мы видели, как ребята прошли, что вот они поедут — для нас это было фантастикой, потому что это был где-то 2007 год и я не знал примеров, чтобы кто-то ехал учиться за рубеж. Потом к нам в университет пришли и рассказали про такую возможность — был грант от Министерства образования. Я подался на этот грант, выиграл его. Спасибо нашему международному отделу и итальянскому центру в КИСИ — два-три месяца мы учили язык. К нам приехала итальянка, собеседовала. И мы поехали в Пизу.

Это был новый опыт, я до этого, кроме Турции, не выезжал никуда. Когда ты попадаешь в новую среду, это как попасть в музей — ты всё начинаешь изучать, начиная от того, как итальянцы ходят с собачками, как они общаются с детьми, заканчивая архитектурой и образованием.

Сразу бросилось в глаза, во-первых, что у них старшая школа берёт на себя многие предметы, которые у нас в России вузах изучают — психология, философия.

Во-вторых, уровень подачи материала мне показался очень низким по сравнению с нашим, но я потом стал понимать, почему. В Казани на первых курсах, когда мы занимались визуализацией, можно было очень красивую картинку дать, а за ней как бы не особо проработанные формы и функционал.

А для итальянцев важна сама суть; как ты это подаёшь — уже вторично.

Что меня в диссонанс ввело: в коридорах вуза я видел дипломные работы, которые у нас в Казани первокурсники могли бы сделать. Но потом я выходил в город, ездил в другие города и видел, какая архитектура там, современная, в частности, сравнивал с тем, что у нас в Казани строили тогда. И думал: почему у нас такие классные проекты, а реализация вот такая?..

Учёба в Италии кардинально поменяла мою жизнь, моё видение.

Закончился грант, я вернулся в Казань и думаю: «Чего-то как-то мало, я недополучил знаний». И мы на четвёртом курсе с одногруппницей подали документы на поступление уже во Флоренцию, на архитектурный факультет. Договорились со своим деканом, что мы будем параллельно учиться, он нас поддержал, тоже ему благодарность за это.

Помню, мы приехали поступать, вышли с вокзала во Флоренции, пошли искать свой хостел. Стою я между рынком и вокзалом — и ни одного итальянца вокруг! Ну вот просто ни одного итальянца. Индусы, кто угодно, но не итальянцы. И я такой: «Блин, куда мы приехали, что-то не то…»

Универ тоже был в старом здании в центре города, в бывшем монастыре, а после монастыря там была ещё тюрьма. Там камеры маленькие с решётками оставили — это были комнаты для личных занятий. Но ещё больше не понравилось, что мы стали общаться с местными студентами, а нам все: «Нет, не поступайте сюда, здесь очень сложно».

Там нет такого, что отчисляют, просто надо сдавать экзамены, и ты это можешь растянуть, хоть всю жизнь учиться. И я прямо сомневался, это было не то, чего я хотел.

А мы ещё в Пизе мы с русской тусовкой познакомились, которые тоже там учились. И я с ними посоветовался, они мне: «Не торопись отказываться от своей идеи, посмотри, как зачисление пройдёт». В итоге я всё же решил учиться там.

Лекции шли часа по 2-3 на итальянском языке. И первый час ты сидишь вслушиваешься, второй — как-то уже не очень, а третий — просто как радио слушаешь, вообще не воспринимается речь уже. Потом уже подучился язык, стало проще.

Во Флоренции я прожил 3 года, я не закончил там, потому что я ездил писать диплом в Казань, и это был такой активный режим, потом вернулся и очень явно заметил, что менталитет флорентийский — он в трясину затягивает. Я себе это объяснил так: вот они рождаются, у них огромное наследие, им нового, по сути, ничего и не надо делать, надо просто грамотно сохранить, показать и продать это. И они это очень классно делают.

Я стал на третий год это замечать, что меня в эту трясину тоже стало затягивать. И мне захотелось это поменять.

И я стал путешествовать, влюбился вообще в Милан, хотя нельзя сказать, что это очень красивый город или что там много достопримечательностей. Но чем-то он меня зацепил, своей жизнью, наверное: это индустриальный финансовый центр, там есть тот комфорт, который связан с едой, климатом, обществом, но это более европейский город. Я поступил в 2011-м году в университет Politecnico di Milano — он очень крутой, вдохновляющий, там хотелось творить.

Параллельно с учебой меня пригласили в студию архитектуры и урбанистики, одну из лучших в Италии. Она вошла в состав 10 команд, которые занимались «Большой Москвой» — тогда Медведев присоединил огромный кусок к Москве и был международный конкурс на развитие этой территории. И нас позвали, несколько русских, участвовать со стороны итальянцев в этой истории. Мы пожили прямо изнутри в этой истории, классный экспириенс. Нам повезло, потому что вообще-то достаточно сложно найти работу архитектору в Италии.

— Чему главному научил тебя Милан?

— Раскрывать город, раскрывать людей, раскрывать что бы то ни было. Мне итальянцы говорили: «Ты в Милан едешь, мы тебе не завидуем, такой серый город». А я приехал, ничего от него не ждал. Плюсом было то, что раз ты иностранец, никто ничего не ожидает от тебя. А в Казани, условно говоря: «В смысле ты ни разу в Оперном не был? Не стыдно?»

И я начал изучать, наслаждаться — просто брал велик и катался по городу: новые районы, новые классные места.

— Почему ты решил вернуться?

— С одной стороны, у меня уже была работа, почти всё устраивало, но особых перспектив не было. На тот период уровень зарплаты был нормальный, чтобы такой студенческий образ жизни вести, а что-то дальше, там, семья, это было уже сложнее.

Дильбар Садыкова пригласила на форум людей, которые живут за пределами Татарстана. Была встреча с президентом, Рустам Нургалиевич нас собрал, помню, я ему тогда презентовал свою диссертацию, которую я в Милане защитил: про российские города — Москву, Казань и Челны — как три типологии города. Тема касалась демократических общественных пространств. Президент поручил отработать, и уже на следующий день нас принял у себя Калинкин Денис Геннадьевич (первый заместитель главы г. Казани — «Кайтам»). Там же была Татьяна Георгиевна Прокофьева, тогда она была главным архитектором Казани. Мы там познакомились, я рассказал, чем занимаюсь, договорились о том, что, возможно, будем сотрудничать.

Кстати, ещё я работал в «Стрелке» период небольшой — у них тогда начиналась программа «Моя улица», они меня пригласили с ней поработать. Это год, наверное, 2015-ый. Нельзя сказать, что я из тех людей, которые любят Москву, я из тех людей, которые, возможно, стереотипно относятся, понятно, что это город возможностей, но не моё. Офис у «Стрелки» на Красном Октябре, и жил я там же. И было ощущение, будто это даже не Москва, ты будто на острове. С утра я шёл на работу, а вечером, часов в 10, выходил, чего-то кушал и шёл спать. Тратил чуть ли не половину денег на еду, хотя зарабатывал нормально. Главное в тот период — это, конечно, контакты и связи: там ведущие урбанисты собрались.

Через полгода меня пригласили выступить в родном городе на урбанистическом форуме, в Корстоне он проходил, у меня был доклад про умные города и Иннополис как пример такого города. Я там презентовался Ильсуру Раисовичу, мэру Казани, он такой: хорошо, подумаем. В тот же день позвонили от него: завтра в такое-то время Ильсур Раисович вас ждёт. И он говорит: «Как раз такой опыт и профиль нужен».

И мне предложили принять участие в проекте зоопарка. Начинали дистанционно, месяца через 2-3 я вернулся в Казань.

— Какие ощущения были после возвращения?

— Смешанные. Но в основном радостные. Семья рядом, друзья, потому что всё равно в Италии друзей таких не получилось приобрести. Всё равно пригодиться в родном городе — это хорошо. В тот год первый снег в сентябре выпал, всё серое было, солнца не хватало — это вот запомнилось.

Я стал заместителем Татьяны Георгиевны Прокофьевой, она меня поддержала, она же и сама в Америке 10 лет жила и работала, вернулась потом. Это нас роднило. Конечно, работа под её руководством — это огромный опыт, я ей благодарен. У меня были градостроительные задачи, изначально меня поставили на генплан, на тот момент как раз новый генплан начали разрабатывать.

Казань я теперь тоже стал изучать, как Милан в своё время: например, я в выходные как-то сел на трамвай и поехал в Соцгород, до Оргсинтеза и обратно — никогда там не был, большинство казанцев тоже. Составил себе список музеев, в которых ещё не был.

Вспомнил историю одну. Мы с Эмилем (Эмиль Сиразетдинов — главный архитектор Нижнекамска — «Кайтам») летали на 4 дня в Париж архитектуру смотреть, изучали для себя, стирали ноги в мозоли. На обратном пути я не успел на поезд последний из Милана во Флоренцию, все отели были забиты, просто некуда было идти. И я звоню своему знакомому, с которым мы в Пизе учились, то есть я знал, что у него родители в Милане живут. Говорю, так и так, один тут, ночью, отели заняты, может, какие-то друзья есть, одну ночь переночевать? Он мне: «Ну… давай, позвоню, попробую…» В итоге пишет, типа, нет никого, извини. В итоге я пошёл ночевать на вокзал.

В России, если у тебя какая-то беда, люди приходят друг другу на помощь, даже если они обычно неприветливые. В Европе всё наоборот — снаружи все такие доброжелательные и отзывчивые, но проблемы решай сам.

Мы это заметили, ещё когда в Пизе учились: нас там принимал профессор, который пригласил нас к себе домой только в последний день перед отъездом. Для нас это было странно, потому что в этот же период итальянский студент из их вуза приехал в наш казанский вуз, и мы знали, что его раздирали просто — кто к себе ведёт на ужин. Понятно, что это желание показать иностранцу с лучшей стороны всё. А в Италии такого нет, и поначалу нас это задевало даже, типа: «Ну чё мы, хуже, что ли?» На лекциях никто не говорил: «Вот, ребята, у нас иностранцы учатся, на 4 месяца, обратите внимание, если чем-то помочь». А в Казани в это время итальянскому студенту все помогали.

Но потом мы поняли, что это не потому что они — негодяи, а просто для них это не диковинка, там куча иностранцев — это раз. А во-вторых, это общеевропейское такое, что есть публичное пространство, а есть личное — это твой, твой круг, и он очень узкий. Если надо встретиться с кем-то — в кафе. Мы сейчас тоже к этому идём, конечно, но тогда как-то вот приглашали домой.

Итальянцы умеют наслаждаться жизнью. Можно по-разному к этому относиться, но я считаю, что это правильно. Ты там, например, можешь видеть дворника, уборщика, но он относится к своей работе как к чему-то важному, то есть он делает полезное дело.

И это тоже подкупает и учит.

Очень много там видишь людей с ограниченными возможностями здоровья, не потому что их там много, а потому что они просто вовлечены, спокойно и комфортно себя чувствуют, и условия для них есть.

Наши люди в России озлобленные и некультурные, как за границу попадают — сразу такие культурные становятся. Тут, конечно, главный вопрос, что первично — среда, окружение или ты сам? Наверное, двустороннее. Но мне эти европейские ценности показались очень близкими: с уважением ко всем относиться.

— Есть ли у Казани какая-то особенность по сравнению с другими городами?

Казань — насыщенная, начиная от истории, культуры, представителей различных наций здесь, насыщенность идеями, мероприятиями, чем-то, чем можно заниматься и где можно реализовать себя. Неспроста «казан» — это котёл, и вот эта критическая масса мышления и идей, которые важны для города, помогают его развитию и становлению, потому что как бы хорошо всё ни было организовано с точки зрения градостроительства, архитектуры, транспорта, всё равно городская мысль и разнообразие действий, культур, мышлений, интересов — оно очень важно, это такой хороший микс, который наполняет город.