— Как ты уехала из Татарстана?

—- Началось все с того, что я хотела поступить в магистратуру с арабским языком где-нибудь. В Казани магистратуры тогда не было по этой специальности, а в Москву и Питер я не поступила.

И потом в сентябре — я же никуда не поступила и думала, что делать — я волонтёрила на фестивале мусульманского кино, просто как переводчик.

И там была одна женщина, которая курировала всех переводчиков с арабского языка, она тогда, по-моему, преподавала то ли в КФУ, то ли где — не суть. И мы с ней так хорошо заобщались. Она сказала, что у неё есть знакомый, который учился в Индонезии в магистратуре: «Попробуй с ним связаться, может, что-нибудь получится».

Я связалась с этим мальчиком, и он такой: «Ну, отправь мне документы, я пошлю тем, кого знаю». Вот. Он отправил все мои доки, там диплом с переводом и паспорт всего лишь. Отправил в Индонезию.

И мне напрямую пишут из университета Маланга через неделю: всё, давай приезжай, у нас есть программа для тебя. Программа бесплатная, обучение бесплатное, ну, со стипендией там небольшой, плюс проживание и трансфер.

Ну, я в шоке, потому что никаких экзаменов, ничего не надо, что ли? Типа, так же не бывает. Ну и потом: я же ещё никому не говорила, ну, родителям, там, друзьям — вообще никому не говорила. Просто отправила, думала, получится — получится, не получился — посмотрим, год переждём. И всё получилось!

Индонезию же уж так, мало кто знает. Ну, знают уж, где Бали, а как страну Индонезию воспринимает мало кто. Мне кажется, она понимала, что это я, и я куда-нибудь свалю. У меня есть такая в семье… как сказать?

А папа у меня тогда работал в Коми. Коми — это же Сыктывкар?

— Да, Сыктывкар.

— Он работал там, поэтому месяцами его дома не было. И мы ему просто позвонили: «Привет, Ильсия уезжает в Индонезию» (Смеётся). Короче, они были в шоке. И, наверное, из-за того, что они были в шоке, они согласились, типа: ну ладно, прикольно, поступила же, давай, попробуй. Вот.

У меня вообще тогда не было представления, что такое Индонезия. Ну уж мало-мальское, да, там, азиатская страна, наверное, немного похоже на арабскую культуру, раз там есть такие учебные программы.

Я приехала в Москву в октябре, и нужно было решать визовые вопросы. Со мной ещё, кстати, был мальчик из Сибири.

Короче, не поверила. А там реально только рис и курица (смеётся).

Ну, с визой тоже порешали в итоге, и полетели мы в Индонезию. Мы — это я и мальчик из Сибири. Прилетели в Джакарту, а место нашего назначения — город Маланг, он на том же острове — Ява — но в двух часах лёта на восток от столицы.

В Джакарте нас никто не встретил. А этот мальчик, он уже приезжал в Индонезию на программу одну, он уже владел индонезийским, ну, нормальным таким. И ему сказали, что всё будет ок, нас встретят. Мы должны были переночевать в Джакарте и с утра лететь в Маланг. Но никто не встретил, ну, этот мальчик нашёл такси и мы поехали в Министерство по делам религии — эту стипендию давали они. Мы поехали туда ночью.

Прилетаешь в Джакарту, выходишь из самолета — и там сразу так влажно, так душно, так жарко — +30 с чем-то, и это ночью. И я такая: блин, куда я попала? Зачем?

Мы приехали в министерство, нас там опять никто не ждал. Но этот мальчик всё разрулил, и нам дали по комнате — там есть свой отель при этом министерстве. Разместились мы такие, и, ну, нам же есть охота.

И мы пошли по ночным улицам Джакарты искать что-то из уличной еды. А там стоят такие лавки на колёсиках, ну, как в Азии, там рис всякий, суп и эти… как они, интересно, называются? Такие чёрные штуки, черви, но они не черви. Ну, растение какое-то, как слизняк. Это вообще для меня был шок, я такая: фу, блин, что за еда?

Потом я увидела там огромных бегающих тараканов. Это Джакарта, и они там повсюду. И это было самое большое разочарование. Тараканы там — ну как лоси. Они такие большие — с ладонь. И они везде. И они просто, знаешь, что делают? Они ещё, зараза, летают!

Горячая вода только в супер-пупер отелях 4-5 звёзд. У меня в номере её, естественно, не было. Приходишь весь потный после ночной прогулки по жаркой Джакарте, хочется помыться, открываешь кран — он там один — и там ледяная вода. И ты такой: блин, за что?

Джакарту я не люблю до сих пор. Там жарко, там невыносимо влажно, суматоха, суета, пробки — даже в Москве таких пробок не было.

На следующий день за нами приехал сотрудник департамента внешних связей университета Маланга Муаллиф. Мы с ним улетели.

Маланг, кстати, мне понравился сразу, потому что там аэропорт, и тебя когда высаживают, ты оглядываешься и сразу видишь горы. И Маланг более прохладный — стабильно +25-27. И, ну, покомпактнее.

В целом менталитет у индонезийцев совершенно другой, абсолютно непонятный, ну лично мне. За эти три года были вещи, которые я вообще не могу понимать. Из-за того что 90% — мусульмане, вот это всё у них… на терпении, терпеливости, на какой-то медлительности. Когда тебе нужно сделать что-то быстрее, они говорят: потерпи, не торопись никуда. И это очень сильно бесит.

У них ещё интересное отношение к иностранцам. А можно так говорить — к белым?

Ну, скажем, к европейцам. Особое отношение. Вообще, очень старое поколение, индонезийцы, которые пережили колонизацию Голландией, они не любят, недолюбливают. А поколение молодое, у них есть даже такое понятие «буле». Так и пишется. Это типа иностранец, белый иностранец.

Ты идешь по улице, они видят, что ты иностранка, тыкают в тебя, подходят фоткаться. Для них ты диковинка, и из-за того, что белый, ты такой красивый человек по их стандартам.

— Это только в Маланге или было и в Джакарте?

— В Джакарте такого нет — она мультинациональная, там много приезжих, работает много иностранцев в больших корпорациях, это же такой бизнес-центр как бы. А Маланг — это маленький город, там иностранцев… ну только студенты инде. Поэтому иногда такое бывает.

Ещё, знаешь, какое понятие бизнеса есть — это, конечно, так смешно — вот эти есть же уличные торговцы? С лавками на колёсиках, там они прямо жарят рис. Для них это тоже бизнес. Поэтому ты там с кем-нибудь познакомился, например, с индонезийцем, и он такой: я бизнесмен. И ты: о, что за бизнес? А он, оказывается, просто рис по ночам там жарит.

С экологией у них вообще беда. Они вообще очень сильно плодят пластик, эти полиэтиленовые пакеты на любую вещь.

— Расскажи про их отношение к исламу. Какой он?

— Ну, я уже говорила, что большинство мусульмане. Очень много покрытых девушек, но, кстати, есть и непокрытые, но они тоже в основном исповедуют ислам. Ну, вообще, он у них… как сказать… либеральный, что ли? Ну, по отношению к женщинам: они нормально водят машины, водят мотоциклы. У меня в вузе, например, в последний год деканом факультета стала женщина. Я, если честно, не совсем представляю, чтобы бездә (у нас) в России деканом факультета или даже ректором становилась женщина. Речь идёт о религиозных образовательных учреждениях, а не о светских вузах.

Ещё у них есть такое понятие — в смысле, это у нас есть такое понятие по отношению к их исламу — синкретический ислам. Это когда они смешали из своих древних обычаев и религий. Ну, у них же индуизм был изначально — там есть какие-то смешанные традиции и обряды.

В одну ночь какая-то началась… массовая истерия. Я спрашиваю: что происходит? Что за кипиш? Потому что все сбежались в какую-то комнату одной девчонки. Спрашиваю: что за вечеринка без меня? И мне они рассказали, что в неё вселился какой-то дух, какой-то бес. И они начали читать какие-то аяты из Корана.

Я решила не ходить. И, короче, это было стрёмно, потому что это было ночью. Они все убежали туда, и потом рассказывали мне:

Они в это верят. Верят, что вот эти духи есть. Даже мои друзья — ну, они, конечно, адекватные, но полуадекватные. И у них, наверное, поэтому в кинотеатрах показывают только ужастики. И вообще в Индонезии снимают очень много ужастиков, очень много хоррора. Со всеми этими экзорцизмами, духами.

— Что за страна вообще!

— Не, давай расскажу что-нибудь хорошее. На самом деле, несмотря на то что люди там странные, они в целом очень добрые. Отзывчивые. Они тебя просто так там не оставят. Там, грубо говоря, если ходишь один, не знаешь, что, куда, языка не знаешь, они всё равно постараются тебе помочь.

Больше всего мне, конечно, нравилась природа. Вулканы — мы туда ездили по несколько раз. Океан – ты мог просто сесть на байк и уже через два-три часа ты на побережье. Причём это дикий пляж, то есть там никого нет. Ну, не считая местных рыбаков, которые живут там в своих хижинах. Но они практически не купаются.

И там можно на лавочке поспать, поесть бананы, которые покупаешь рядышком. И это супер дёшево. Водопады очень крутые.

Случались землетрясения, два раза. Было смешно. В первый раз я вообще не поняла. Я лежала в общаге ночью и, знаешь, такое чувство, будто комната двигается. Я такая думаю: так, что со мной происходит? А потом я слышу женские крики: «А-а-а!»

И мне пишет мальчик из Сибири (мы с ним в одной общаге жили): «Ты чувствуешь? Это землетрясение, посиди, переждём». Оно продлилось минут пять, и всё, и застыло. Но это был стресс. Ничего не разрушилось. И, знаешь, я тогда так обрадовалась, что я живу не у океана, потому что все у меня до этого спрашивали, океан рядом или нет? И мне было стрёмно, что не рядом. На самом деле это хорошо, иначе было бы цунами. На других островах вообще были трагедии. У нас такого не было.

Но там землетрясения так часто происходят, что уже перестаёшь это замечать. Потом было уже не страшно, привыкаешь, понимаешь, что эпицентр находится дальше от тебя.

— Сколько времени ушло на то, чтобы обрести там друзей?

— У меня ушло на это… четыре, почти пять месяцев. Четыре месяца у меня был депр. Вообще никого не было, я не знала языка, ни с кем не общалась. Потом как-то потихоньку на пятый месяц у меня появились друзья, ну, я и язык уже подучила.

Я, кстати, им готовила борщ и кыстыбый. Им понравилось, борщ вообще топчик вышел.

— Как ты вернулась? Почему?

— Я вообще всегда хотела вернуться, ты же знаешь. Как можно скорее. Я закончила свою программу магистратуры и типа забрала диплом, вот это вот всё, выпускной. И всё, вернулась наконец-то. Зимой, причём. Ну, друзья там говорили: вот, как жалко, может, ещё останешься? А из универа говорили: может, ты поступишь в докторантуру сюда? И я такая: нет, нет, ни за что, никогда больше!

Потому что достала эта Индонезия, если честно. То есть это прикольный опыт, но я бы не хотела там жить.

Потому что, знаешь, всё равно ты в Азии — чужой. Там очень сложно ужиться, очень сложно их понять.

Вот даже, знаешь: сидишь в компании друзей, уже понимаешь индонезийский, и они шутят, юморят, а ты не понимаешь эту шутку. И это нормально, но это бесит.

Еда. Да, в основном это всевозможные вариации риса и лапши. И я однажды у друга спрашиваю: а есть что-то, кроме риса и лапши? И он долго-долго думал и такой: нет.

— Ты скучала по Татарстану?

— Конечно! Особенно первые четыре месяца у меня вообще была ломка. Я ещё, помню, тогда как раз все были активные, ну, Татарстанда. Может, мне так казалось. Джуна, Оскар — у них постоянно были концерты, и я же была на всех. Ну, я и сейчас на них подписана.

Больше всего скучала… Ну, наверное, уж по общению с близкими. В целом, понятие дома, когда ты можешь на родном языке общаться, когда тебя все понимают, когда не надо триста раз объяснять, что тебе нужно, куда тебе нужно поехать. Когда ты просто в своей среде. По еде скучала.

— Чем ты сейчас занимаешься в Татарстане?

— Я изучала преподавание арабского языка, но сейчас я работаю в сфере образования, с исламским наследием. Моя работа состоит в его изучении, сохранении. Изучение текстов на арабском языке, где были упоминания о татарских богословах, например. В основном я перевожу с арабского на русский.

То есть я работаю по своей специальности, использую все знания, которые я успела получить в местах, где училась – в Казани, Марокко, Лейпциге, Индонезии. Арабский — мой рабочий инструмент.

В магистратуре в Маланге у меня вообще все предметы были на арабском. Обычно, когда туда поступаешь, тебе сначала год надо провести, изучая бахасу (оригинальное самоназвание индонезийского языка — «Кайтам»). Мне это было необязательно — моя программа была полностью на арабском. Но я всё равно ходила на курсы.

— И выучила их язык?

— Ну, у меня суперцели не было его выучить, но пришлось. Потому что без языка никуда там не доедешь. Он очень быстро учится, вообще очень легкий язык — там нет времён, нет согласования, склонений.

Магистратура моя длилась 3 года, последний семестр полностью отводился на написание дипломной работы. Она, кстати, на арабском языке.

Жить я хотела бы в Татарстане, в Казани, потому что я — из Казани. У меня здесь семья, родители. Мне кажется, это мой долг за то, что они вкладывались в моё обучение и вообще все эти три года, что я была там, меня всячески поддерживали, я должна как-то ответить на это. Я должна сейчас находиться рядом с ними. Ну, не должна, но мне так хочется. Мне хочется просто быть рядом.

Плюс, конечно, это язык, потому что нет никаких барьеров в общении. Приятно, когда тебя понимают, когда говоришь и больше не паришься, что тебя не поймут.

Я показывала своей подружке-индонезийке, типа смотри, у тебя такой нету.

— Что из индонезийской культуры можно применить в Татарстане?

— Я, кстати, много об этом думала. В целом, можно было бы их терпеливость какую-то перенять, в этом есть какая-то житейская мудрость. У них вообще не принято повышать тон, грубо с кем-то разговаривать.

Мне здесь комфортно. В Татарстане я точно в этот год хочу остаться, но если у меня будут перспективы уехать учиться либо в России, либо за границей, я обдумаю. Но в целом мне бы хотелось остаться в России жить. Я не вижу себя вообще в каком-либо другом городе, кроме Казани.