Я родился в Казани. У меня родители — педагоги, у них художественное образование. Мама до сих пор преподаёт. Поэтому в детстве для общего развития меня отдали в Детскую художественную школу №1 на Большой Красной. Сейчас в здании, насколько знаю, капитальный ремонт провели, а основная школа переехала в центр «Экият» на Петербургской.

— Мама тоже преподавала в той школе?

Да, но я не в её классе учился. Моей преподавательницей была Татьяна Евгеньевна Олимпиева, которая учила и мою маму в своё время.

Когда я окончил художественную школу, мы решили, что в университет неплохо было бы пойти на архитектуру. Изначально вообще хотелось с языками себя связать — я учился в английской гимназии. До 6-7 класса очень хотел на международные отношения поступать, в это направление уйти. Но потом как-то меня перетянуло.

— Родители повлияли на твоё решение?

Когда ты смотришь, что у тебя рядом находится, наверное, это в любом случае оказывает влияние. Кисти, карандаши, краски — это всё это то, с чем я рос всю свою жизнь.

Вообще, моё детство — это классический рок-н-ролл, поскольку папа всегда увлекался музыкой, и живопись.

Расскажи о поступлении в университет?

Я целенаправленно пошел в КГАСУ на архитектуру. Два года готовился к вступительным экзаменам. И в итоге прошел на бюджет. Учеба была сложной, но нас к этому готовили на подготовительных курсах. Это так и оказалось. Приходилось помимо университета ещё очень много работать дома, либо оставаться там и работать, работать. Архитекторы-студенты вообще очень подкованы, так скажем, на сложное обучение.

Еще каждый день меня ждало путешествие на общественном транспорте с Азино на другой конец города с доской 55х75 см, либо с планшетом метр на метр. На дорогу уходил, условно, час в одну сторону, час в другую.

Во время учебы у тебя сложилось представление, чем бы ты хотел заниматься после вуза?

Забегая вперёд, чем наша школа очень сильно отличалась именно от европейской школы? Там нам сразу дали почувствовать вкус именно работы архитектора, понять, что такое офисная работа, работа в команде. Учась в России, мы этого не знали. Поэтому учеба в университете была такой, немножко футуристичной, что ли. Без какой-то конкретики и с розовыми облаками.

Раз ты уже упомянул европейскую школу, расскажи, как узнал о гранте на обучение в Швейцарии?

Это было очень неожиданно. В 2007 году, на, получается, 3-м курсе я увидел табличку на А4 формате «Учёба в Швейцарии, заявки принимаются туда-то».

То есть она просто в коридоре висела?

Невзрачная такая табличка в коридоре, да. Многие в это не поверили и я сначала тоже не поверил. Когда пришёл домой, родителям рассказал, они мне ответили: «Давай, попробуй. Не убудет, как говорится». И потом уже, когда начали более детально информацию узнавать, поняли, что всё это достаточно серьёзно, что это грант мэра.

Было несколько этапов отбора, а финальным стало собеседование с мэром в Казанской ратуше. Там еще была Прокофьева Татьяна Георгиевна — она как раз в тот год пришла работать.

Сколько всего ребят участвовали в конкурсе? И сколько было грантовых мест?

Заявку подавали 40-50 человек, а всего на потоке училось около 200 ребят. Очень многие не поверили, не стали тратить свое время, ведь заниматься конкурсом приходилось после учебы. На собеседование с мэром в итоге попали десять человек, из которых и отобрали пятерых, после чего нас начали готовить к учебе.

Что подразумевала подготовка?

Нас отправляли на три года в Швейцарскую академию архитектуры в городе Мендризио. Это итальянская часть страны и основной язык там — тоже итальянский. Мы начали оперативно его изучать в России, а когда уже приехали туда, ещё прошли двухнедельные курсы итальянского языка. Диплом, кстати, мы на итальянском защищали, даже не на английском.

Ты уже обмолвился, что система обучения отличается от российской. Расскажи подробнее?

В России, предположим, в год у тебя 20 дисциплин, причём среди них высшая математика, термех, ещё что-то. История России, я помню, была. Зачем ее изучать, когда в школе вроде как уже изучали? И эти предметы для всех обязательные. В Европе по-другому. Когда поступаешь на мастера, тебе нужно за 2 года набрать определённое количество баллов. И ты можешь сделать это в один год, или размазать, условно, на 4 семестра. Главное, что у тебя есть основной предмет и за один год полностью пройти ты его не можешь.

Наша группа за один год набрала нужное количество баллов и последний год занималась чисто архитектурой плюс мы могли работать. Хорошо, что мы оказались подкованы в плане нагрузок. Для нас все это было немного в диковинку, но сдать 10 экзаменов в одном семестре ничего не стоило.

В целом сложно было учиться?

Сложно, потому что ты, во-первых, в чужой стране, никого не знаешь. Тогда только-только начали появляться соцсети. Я в Швейцарии узнал, что такое ВКонтакте, не говоря уже про другие сети. Кроме того, несмотря на то, что к концу учёбы наш итальянский был более или менее разговорным и был хороший английский, языковой барьер все равно ощущался. Плюс, как ни крути, ты такой гастарбайтер. У тебя, условно, на лице написано, что ты приехал из другой страны, и это тоже чувствовалось. Ну и бонусом полностью самостоятельная жизнь — надо было готовить, убираться, полностью себя обеспечивать.

А жили вы где?

Сначала нас поселили в большую 3-х комнатную квартиру. Я был единственным мальчиком и жить с четырьмя девочками оказалось не очень комфортно, поэтому позже меня переселили в общежитие. Это было хорошее время: много народу собиралась в обед, по вечерам. С тех времен у меня три друга — португалец, литовец и австралиец. Сейчас мы редко, но списываемся или созваниваемся.

Казань изменилась за время твоего отсутствия?

Когда мы вернулись, безусловно, не было ни программы общественных пространств, ни Универсиады. Много ещё чего не было. Пока я нахожусь Нижнекамске, я наблюдаю больше изменений в Казани, нежели когда находился там, в Европе.

Обратно в Татарстан вы вернулись все вместе, впятером?

Я вернулся один. Естественно, это очень разозлило мэра, поскольку он сильно вкладывался в эту команду. И получил только одну пятую часть. После этого таких длительных грантов больше вообще не было. То есть это был первый и последний раз, когда так надолго отправляли кого-то.

Помню, в другом интервью ты говорил, что возможность остаться была, но ты ею не воспользовался. Почему?

Возможность была, и меня там очень ценили, я неплохо устроился на работу в офисе. Зарплата была сумасшедшая. Будучи студентом, я получал больше, чем сейчас. Но друзей там нет, а твои ребята из студенчества рано или поздно все равно уезжают на родину. С местными общаться тяжело, ты для них чужеземец. Семья, то есть родители, в Казани. Всё связано с Казанью!

Не знаю, мне хотелось чего-то большего. И потом, была договорённость с мэром, мы пожали друг другу руки, что я обязательно вернусь и отработаю.

У тебя были амбиции? Что ты такой высококвалифицированный специалист приедешь в Казань и тебе предложат хорошую работу?

Конечно. Конечно, были. С трудоустройством помогали в мэрии. Сначала предложили работу в одном месте и я сразу сказал: «Знаете, я буквально два месяца назад столько-то получал, а вы мне сейчас предлагаете вот эти копейки. Я не буду работать». Мы компромисс нашли в итоге — я проработал год-полтора в «Казгражданпроекте».

После этого подготовка к Универсиаде перешла в окончательную фазу, это был, получается, конец 2011-го, начало 2012-х годов. И в Казани создали творческую группу при мэрии, которая до сих пор существует. Ею руководила Элина Сафарова. Нас 6 человек было, и мы занимались набережной Казанки. К сожалению, по тем или иным обстоятельствам там появилось очень мало того, что мы хотели. Но металлическое ограждение, которое вдоль набережной, классическое такое — это точно наше.

Потом Элина уехала доучиваться в Лондон, и состав полностью поменялся. Меня оставили за старшего, я пригласил уже Дашу Толовенкову, мы с ней учились на параллельных группах. Мы проработали вместе до моего отъезда в Нижнекамск. С Дашей начинали делать парк Горького, парк у ДК Химиков — это были первые такие проекты, ещё до программы общественных пространств. А в основном занимались Старо-Татарской слободой.

Потом тебе позвонили?

В конце 2013 года мне поступил звонок, что нужно ехать «спасать» Нижнекамск. Ну я согласился, поехал. Это новый вызов для меня, какой-то рост в любом случае.

И с какими ожиданиями туда ехал? Всё-таки из Казани переехать в Нижнекамск далеко не все согласятся.

Я понятия не имел, что такое Нижнекамск. До собеседования с главой здесь не был ни разу. И, на самом деле, когда я уже приехал сюда, уже начал работать, грустно стало. Никогда не забуду момент, когда я сидел у себя в кабинете, время было 10 часов вечера, делал раскладку плитки в туалете сельского клуба в Старошешминске — это село в Нижнекамском районе.

Мне прям настолько всё это очень непонятно было…

Первый год я вообще не помню, чем занимался в Нижнекамске. Но потом потихонечку-потихонечку как бы раскрутилось всё. Дальше уже пошла программа общественных пространств, много других программ, очень много объектов. Город за последние 5 лет очень сильно преобразился. Было что делать, и есть над чем ещё работать. Уже нравится, в общем.

Как твое назначение восприняли в Нижнекамске?

Я стал главным архитектором в 26 лет. Авторитет буквально в последние два года только появился, когда уже я могу приехать на объект, всё полностью разнести, и подрядчик будет переделывать. А по началу было тяжело. Тут меня очень сильно придавили. Если в Казани мы творчеством в основном занимались, проектами на перспективу, то в Нижнекамске — это работа на земле. Буквально вот есть лужа и её надо ликвидировать.

Помнишь свою первую лужу?

Я помню первое совещание, первую схему, которую подготовил. Меня тогда представили подрядчикам и в эту лужу головой, условно, окунули. Вот. Это я прекрасно помню.

Сейчас Нижнекамск часто ставят в пример, когда говорят о работе по созданию комфортной городской среды. Как все начиналось?

В 2016 году в рамках архитектурного воркшопа МАРШ мы проектировали набережную. Нас консультировали московские архитекторы, но из тех идей мало что реализовалось. В тот год в итоге мы сделали и набережную, и парк «Семья». И после того, как их обновили, все сказали, что есть Нижнекамск и там всё сделают сами, им главное только не мешать. С тех пор эта фраза закрепилась и над проектами работаем мы. То есть не «Архдесант», не привлеченные архитекторы, а мы сами.

Сейчас только началось обновление — в Альметьевске главных архитектор сменился, тоже молодой. В Челнах не знаю, почему они никого толкового найти не могут никак, хотя там надо срочно спасать положение. В Бугульме главному архитектору, Артёму Цокуру, тоже 23-24 года. Я думаю, это всё правильно, перспектива есть большая с малыми городами.

В Нижнекамске есть много локальных решений для жителей. Условно, в парке «Семья» вы делали деревянные дорожки таким образом, чтобы мамочкам с колясками было удобно по ним ездить. Какими решениями ты сам гордишься?

Сложно сказать. Много было сделано на самом деле. Я очень рад, что у нас в Нижнекамске появился новый символ — это фонтан на площади Лемаева. Концепция самой площади и форма фонтана с почеркушек родились. Потом мы уже совместно с подрядчиком «Аква Бренд» эту арочку разработали. Мне очень душу греет, что получилось такую вещь создать.

Еще на ум сразу приходит автогородок «Велики». Это общественное пространство не похоже на остальные, оно имеет свою идентичность.

Но всё же. Например, у вас есть «умные» остановки, регулирующие внутри температуру. Это же действительно вау.

Остановки были инициативой мэра. Он сказал: «Давайте попробуем сделать как в Эмиратах». И мы просто нашли компанию в интернете, они к нам приехали и реализовали идею. Потом мы её уже сделали максимально антивандальной, поскольку изначально первая, которая появилась в 16-м году, была такой гламурной, что ли. А в целом, я всегда повторяю, что работа архитектора в любом случае зависит от руководства. У нас глава в теме и это очень здорово. Где-то он направит, где-то мы можем в какой-то спор удариться, чтобы правильное решение найти.

Это нормальная история, что вы садитесь и дискутируете?

Да, конечно. Но тут баланс в любом случае. То есть бывает, конечно, что «смотри пункт 1», но бывает и по-другому. Поскольку он тоже видит, наверное, что я уже потихонечку-потихонечку мясом, так скажем, обрастаю. Уже нет каких-то студенческих решений. Работа строится достаточно взвешенно.

Ты живешь в Нижнекамске уже больше 5 лет. Каким стал город за это время? Как ты себя в нем ощущаешь?

У меня за эти годы появилась семья — я здесь женился, родился ребенок. Сейчас я очень рад, что непосредственно приложил руку к тем изменениям, которые произошли в городе за последние 5 лет. Результат очевиден, и мнение жителей, их отношение вообще ко всему заметно. По статистике сократился отток молодежи. Это точно. Ненамного, но он сократился. Я сейчас точные цифры привести не могу, но если раньше уезжало, предположим, 10 человек, то сейчас уезжает только 8 человек. Видно, что в городе начинает развиваться малый бизнес, появляются даже такие заведения, которых раньше просто не было. Сейчас есть, куда сходить.

Заведения — что ты имеешь в виду? Кафе?

Кафе, рестораны, бары и так далее. Просто, условно, в городе в 2014-м году было 5 заведений. Сейчас их уже 25. Да, их ещё недостаточное количество, но тем не менее развитие идёт. У нас есть много глобальных проектов, которые все ждут. И было бы здорово в них поучаствовать, чтобы поставить здесь, в Нижнекамске, жирную точку.

Какие у тебя планы на будущее?

Мне всегда все задают этот вопрос. Но есть ещё проекты, из-за которых мне бы хотелось здесь остаться, поучаствовать в них. Центр города развить, например. Пока я я здесь, над ним всё вокруг да около ходим, и вроде уже как раз к тому моменту подошли, когда пора его реализовывать. Какие-то инфраструктурные объекты у нас есть. Если позовут куда-то в вышестоящее руководство, то, наверное, буду рассматривать это предложение. Но пока здесь.